Ознакомительная версия.
– То есть как это?
– Называется психология подсознательного, Лина. В любом сообществе людей, которые объединены традициями, социальными связями и представлениями о том, как должно быть, существуют и социальные табу в виде заповедей. Но если в это сообщество попадает кто-то, кто не разделяет их традиции и представления о том, как должно быть, мало того – игнорирует эти материи, то большинство носителей таких социальных предрассудков не воспринимают отличающегося от них человека как равного себе, а значит, на него не распространяются социальные табу, бытующие в этой среде. То есть такого гражданина можно и даже не грешно убить, ограбить или сделать еще что-то, чего бы никогда не сделали со «своим». Это действует как для больших сообществ типа наций и расовых групп, так и для отдельно взятых прослоек населения в пределах одной расовой группы и нации. Я сложно объясняю…
– Нет, я поняла.
Отчего же не понять. Я презирала свою маму – она не вписывалась в мои представления о том, какой должна быть мать. Бабуля презирала своего мужа, а Петькиного папашку до сих пор в грош не ставит, хоть он ей родной сын. Потому что они не вписывались в ее личные представления о том, как должно быть. То есть мы все подчиняемся неким социальным неписаным законам.
Вот, например, нынешняя ситуация. И граждане, которых мы успешно утилизировали. Я не парюсь из-за их безвременной кончины, потому что я не вижу в них людей? То есть в теории я понимаю, что они люди, а практически я поступаю с ними, как с неодушевленными предметами, и меня это не волнует. Как не волновала бы моя смерть ни свекровь, ни мужа. Это что же получается, мы все каким-то образом разделили друг друга по признаку свой-чужой? Сколько же таких групп существует? И если все примутся друг друга убивать…
– Не надо утрировать. – Ольга смеется. – Не все друг друга убивают, хотя убийства в пределах одной группы случаются довольно часто. Убийство вообще с древних времен считается одним из сильнейших аргументов в споре, такова человеческая природа, и никакие столетия цивилизации ее не изменят. Ладно, заболтались, пора отдыхать. Я утром заскочу к Мирону, а потом к детям в Озерное поеду.
Это как раз понятно, у детей ветрянка.
Я иду в душ, попутно забросив свои шмотки в стиралку. Ольга загрузит свои и включит.
Мысли мои разбегаются в разные стороны, и не ухватить, а ведь я пытаюсь понять, кто может хотеть моей смерти настолько рьяно, что посылает одного убийцу за другим – а главное, у кого есть мотив и деньги на такие капризы. И по всему выходит, что ни у кого из тех, кого я знаю.
Теперь я должна думать о том, когда придет следующий охотник за моей головой. И если ранее мне иррационально везло, не факт, что эта тенденция сохранится. Но я хочу спать. И у меня есть куча всяких планов, причем засолка огурцов среди них не значится.
Я очень люблю ездить к бабуле.
Дорога занимает часа полтора, а раньше, пока не построили объездную трассу, занимала три часа. Сейчас мы прямо за Соленым выскакиваем около огромной статуи племенного быка – тут недалеко хозяйство по разведению коров, – а от быка уже рукой подать, всего шестьдесят километров. Мы заезжаем в райцентр со странным названием Верхний и покупаем бабуле гостинцев, а сами заходим в кафе и пьем кофе.
Обычно у нас так бывает, но не сегодня.
С некоторых пор Тонька тоже в деле, она подпрыгивает от нетерпения, предвкушая путешествие. Как, собственно, и я. Отчего-то мне очень хочется увидеть бабулю, я думаю, что мы с Петькой уговорим ее перебраться к нам.
– Завтракала? – Петька, улыбаясь, смотрит, как Тонька обнимает меня. – Есть манная каша с малиновым вареньем.
Я машу головой – нет, не хочу. Ольга сварила густой молочный кисель, и мы похлебали его, а оставшийся она перелила в банку, чтобы отвезти Мирону. Я думаю, он будет в восторге. Он из ее рук даже яд цикуты слопает, глазом не моргнув.
– Тогда мы готовы. А машина чья?
Петька говорит со мной так, словно забыл, что я немая. Он выглядит отдохнувшим и спокойным, я давно его таким не видела и только сейчас поняла до конца, насколько несчастным он был. Но он добился своего – забрал Тоньку и ушел. И бог с ним, с имуществом – есть эта квартира, машина, дача, работа есть, руки правильно заточены, и голова работает, а главное, мы снова есть друг у друга и вместе не пропадем. Тонька будет расти счастливой в старой квартире бабушки Маши, где мы оба когда-то были счастливы.
– Машина служебная.
Голос у меня звучит немного лучше, я рада, что обрела дар речи. Я хочу говорить с Петькой, нам есть что сказать друг другу. И я по нему скучала.
– Тоня, бери рюкзак. Ты все положила?
– Да. Пап, поехали!
Тонька нетерпеливо пританцовывает около двери, держа в руках розовый рюкзачок. Это правильно – взять вещи. В доме бабушки Вали полно наших с Петькой шмоток и обуви, а Тонькиных там нет.
– Лина, я возьму твоего зайца, можно?
Лиловый заяц со смешной мордахой был когда-то мне подарен сотрудниками на день рождения. Выбросить его рука не поднялась, и я притащила зайца домой, где благополучно сунула в кладовую и забыла о нем. Тонька его нашла.
– Конечно, бери. – Заяц умильно пялится на нас своими блестящими глазами. – Он новый, так что осваивай. Там еще какие-то игрушки есть, тоже забирай.
В разное время мне дарили всякую дребедень в виде медведей, кукол, каких-то шкатулок и китайских сувениров. В офисе отмечали дни рождения, всякие восьмые марта и Новый год тоже и дарили незамысловатые подарки, а я их просто складывала в ящик. Теперь все это добро пригодилось.
– Что, и музыкальную шкатулку мне отдашь?!
– Тонь, весь этот ящик – твой, забирай и владей на здоровье. Все, поехали.
Тонька метнулась в кладовую, выволокла ящик и достала из него красную лакированную музыкальную шкатулку. С довольным видом запихнув ее в рюкзачок, она открыла дверь и вышла, выжидающе глядя на нас, – чего тормозите, сами торопили, а теперь стоите?
Переглянувшись, мы с Петькой последовали за ней.
День сегодня солнечный, ехать будет отлично. Такие октябрьские дни словно созданы для путешествий. Хочется сесть в машину и ехать туда, где в пронзительно голубом небе плывут облака, время от времени закрывая солнце. За горизонт, за холмы, по серой ленте дороги – туда, где осталось наше детство. Где все по-прежнему, и наша бабуля прежняя, и дом ее встретит нас запахом натопленной печки и чего-нибудь вкусного.
– Давай заедем в «Восторг» и купим бабуле торт, она любит с кремом. – Петька весело косится на Тоньку, зачарованно рассматривающую красную лаковую шкатулку. – Ну, все, теперь радости ей на целый день.
– Давай. Тонь, там в магазине есть отдел книжек и игрушек, не хочешь заглянуть?
Она улыбается, а Петька вдруг отвернулся, словно закашлявшись, но я вижу, что он как будто плачет. Мой Петька – и вдруг плачет?
Мы ставим машину на стоянку и выходим. Тонька с сожалением расстается с зайцем и шкатулкой, но тащить все это в магазин игрушек нецелесообразно, она сама это понимает.
– Вот отдел, выбирай, что нравится. – Я киваю продавщице. – Предложите ей что-нибудь хорошее, пожалуйста. Тонь, дождись нас здесь, из магазина – ни ногой.
Племяшка послушно кивает, девушка улыбается и берет ее за руку:
– Идем веселиться.
А мы с Петькой, взяв тележку, ныряем между стеллажей. Я очень люблю «Восторг», здесь всегда идеальный порядок и свежие продукты. А еще здесь готовят вкусные блюда, но в данный момент нас интересуют торты. Бабуля такие очень любит. К тому же нужно купить крупы, сахара, масла и всякой вермишели – кто знает, как скоро мы еще приедем, бабушка Валя вряд ли согласится ехать с нами сегодня.
– Петь, что с тобой?
Тоньки нет, и мы можем поговорить. Пришло время.
– Просто я чувствую свою вину перед ней. – Он вздохнул и отвернулся. – Лина, я никогда не видел свою дочь такой счастливой, как в эти пару дней! Мы приехали сюда, тут все эти хлопоты, а она ходила по квартире и гладила стены, ты понимаешь? Это я превратил ее жизнь в кошмар, продолжая жить с проклятой бабой… И боялся, что, если заикнусь о разводе, она не отдаст мне девочку. И не отдала бы!
– А что сейчас изменилось?
– Я застал ее с любовником. Пошлая история, но если бы не она, я бы так легко не отделался. Кое-что сопоставил, проследил, вот и смог их застать. Мерзко, но другого выхода не было. Она, конечно, попыталась скандалить по обыкновению, но я понял: если не сейчас, то я никогда от нее не избавлюсь на своих условиях. Все, что мне нужно, – это моя дочь. Вот ее я и получил, остальное наживем.
Оставить квартиру и машину изменившей тебе жене – это, конечно, не слишком легко отделаться, но если знать Светку, то он, похоже, вообще без потерь ушел.
Ознакомительная версия.
